Шпион. Последний из могикан - Страница 1

К оглавлению

1

Джеймс Фенимор Купер
Шпион
Последний из могикан

Перевод с английского







Джеймс Фенимор Купер и его романы

1

Начало широкой международной известности американской литературы восходит к творчеству Купера. Национальная литература США возникла ранее: она формировалась в годы Войны за независимость, отмеченные бурным расцветом политической поэзии и публицистической прозы. Бенджамин Франклин (1706–1790), первый посол молодой североамериканской республики при французском дворе, был вместе с тем и первым американским философом, естествоиспытателем и литератором, чья слава донеслась и до Европы. Нашли своих читателей не только в США, но и в Англии мрачные романы Чарльза Брокдена Брауна (1771–1810), где нравы и характеры представали в драматическом сцеплении стихийных бедствий и преступлений. Значительно более широкий отклик и на родине, и в Европе получило творчество Вашингтона Ирвинга (1783–1859), в чьей «Истории Нью-Йорка» (1809) и новеллистической прозе («Рин Ван Винкль», «Легенда Сонной лощины» и др.) преобладала совсем иная тональность — шутливый юмор, благодушная ирония и пародийно-бурлескная фантастика.

Романы Купера, однако, еще при жизни писателя завоевали ему мировую известность, затмившую популярность его американских предшественников. При этом — обстоятельство примечательное и многозначительное — слава Купера как выдающегося национального писателя за пределами Соединенных Штатов оказалась и более громкой, и более устойчивой, чем среди его соотечественников. Куперу суждено было на собственном примере убедиться в справедливости старого изречения о том, что «нет пророка в своем отечестве». Одна из главных причин этого драматического конфликта, оставившего глубокий след не только в письмах и публицистике, но и в художественных произведениях писателя, заключалась в проницательности, с какою Купер уловил и осмыслил глубинные противоречия развития американского общества.

В образах его любимейших героев — охотника, следопыта и зверолова Натти Бампо, по прозвищу Кожаный Чулок, и его друзей-могикан, разведчика Гарви Бёрча и других — символически воплотились судьбы народа США.

Литературное наследие Купера огромно: до трех с половиной десятков романов и одна неопубликованная, но поставленная при его жизни комедия («Вверх дном, или Философия в юбке»); многочисленные тома путевых очерков, публицистические статьи, брошюры и книги; обстоятельная «История флота Соединенных Штатов Америки» и примыкающие к ней «Биографии выдающихся американских морских офицеров». Через сто лет после смерти Купера его потомки разрешили публикацию обширного рукописного архива писателя; шеститомное научное издание писем и дневников Купера (1960–1968) позволяет полнее представить себе его творческие искания и жизненный путь.

За полтора века, прошедших со времени выхода первых романов Купера, его литературная репутация претерпела некоторые изменения. Нередко в нем видят по преимуществу писателя для юношества: он разделил в этом отношении участь создателей «Робинзона» и «Гулливера», так же как и судьбу своего старшего современника Скотта. Этому способствовали увлекательные сюжеты большинства романов Купера, где действие развертывается стремительной вереницей приключений и герои совершают в каждой главе чудеса храбрости и находчивости, побеждая бурные стихии природы и разгадывая коварство врагов. Но живость воображения сочеталась у Купера с работой пытливой, требовательной мысли. Его произведения поражали современников не только новизной и яркостью жизненного материала, но и глубиной обобщений. Недаром среди восторженных ценителей его таланта были столь взыскательные художники и мыслители того времени, как Бальзак, Белинский, Лермонтов.

Бальзак «рычал от восторга», читая Купера; эпопея Кожаного Чулка восхищала создателя «Человеческой комедии» не только как произведение американского романиста, но и как труд американского историка. Белинский относил Купера к числу немногих «исполинов» современной литературы, а говоря о его роли в развитии повествовательно-эпического жанра, ставил, как и Вальтера Скотта, — в одном ряду с Гомером и Сервантесом. Впрочем, в глазах Белинского Купер был даже выше Скотта, — что, по всей вероятности, объяснялось тем, что в лучших романах Купера русский критик усматривал и больше драматизма, и более резко выраженное критическое отношение к современному обществу. Белинский с особым удовлетворением убедился в том, что Лермонтов разделяет его точку зрения на Купера. «Недавно был я у него в заточении и в первый раз поразговорился с ним от души, — писал Белинский В. П. Боткину 16–21 апреля 1840 г. — … Я был без памяти рад, когда он сказал мне, что Купер выше В<альтер> Скотта, что в его романах больше глубины и больше художественной целости. Я давно так думал и еще первого человека встретил, думающего так же».

Джеймс Фенимор Купер (1789–1851) начал писать уже вполне взрослым, сложившимся человеком, успевшим многое испытать, пережить и передумать. Он гордился тем, что хорошо знает Америку, и, говоря о своих зрелых романах, не раз заявлял, что пишет только о том, что известно ему по собственным наблюдениям, хотя и дает волю своему воображению. «Конечно, мои описания несколько поэтичны, как и следует, но в основном они достаточно точны», — писал он своему французскому издателю.

1