Шпион. Последний из могикан - Страница 174

174

— Они ищут своих мертвых среди рыб! — подхватил низкий, звучный голос молодого вождя. — Гуроны плавают со скользкими угрями, они падают с дубов, как спелые желуди, а могикане смеются!

— Ого! — пробормотал разведчик, с глубоким вниманием прислушиваясь к этим удивительным излияниям туземцев. — Кажется, индейские чувства так сильно разгораются в наших друзьях, что их насмешки, того и гляди, подстегнут макуасов. Но мне, чистокровному белому, подобает умереть, как умирают люди моего цвета кожи, — без брани на устах и без горечи в сердце.

— А зачем умирать? — произнесла Кора, оторвавшись от скалы, к которой ее до сих пор приковывал страх. — Путь в обе стороны открыт, бегите в лес и молите бога о помощи. Ступайте, храбрые люди, мы без того уже слишком обязаны вам и не вправе требовать, чтобы вы разделили с нами наш злополучный жребий!

— Плохо же вы знаете ирокезов, леди, если надеетесь, что эти хитрые бестии не отрезали нам дороги в лес, — возразил Соколиный Глаз и тут же, без всякой задней мысли, прибавил: — Конечно, если пуститься вплавь, течение быстро унесет тебя на такое расстояние, что и пуля не догонит, и голосов их не услышишь.

— Значит, попытайтесь спастись вплавь. Зачем медлить и позволять нашим беспощадным врагам множить число жертв?

— Зачем? — повторил разведчик, гордо поведя головой. — Затем, что легче умереть со спокойной душой, чем жить с нечистой совестью! Что мы ответим Манроу, когда он спросит, где и как мы оставили его дочерей?

— Ступайте к нему и скажите, что вы оставили их для того, чтобы поскорей привести к ним подмогу, — великодушно и пылко воскликнула Кора, подходя к разведчику. — Скажите, что гуроны уводят их в северные леса, но что, действуя быстро и осмотрительно, их еще можно спасти. А если по воле божьей помощь, несмотря ни на что, запоздает, — продолжала она, понизив свой твердый голос до чуть слышного шепота, — передайте нашему отцу благословение и последний любовный привет от его дочерей. Пусть не оплакивает их раннюю смерть, а живет предвкушением встречи с ними за гробом, как подобает христианину.

Разведчик слушал, и его суровое обветренное лицо судорожно подергивалось. Когда Кора умолкла, он подпер голову рукой, словно тщательно взвешивая ее предложение.

— А в этих словах есть резон! — сорвалось наконец с его сжатых, но все равно дрожащих губ. — Да и мысль в них подлинно христианская: то, что справедливо и прилично на взгляд краснокожего, грех для белого, — он ведь не может оправдывать себя своим невежеством. Чингачгук, Ункас, слышите вы, что говорит черноглазая девушка?

Он объяснялся с индейцами по-делаварски, и, хотя речь Соколиного Глаза текла спокойно и плавно, тон ее казался твердым и решительным. Старший могиканин сосредоточенно слушал разведчика и, видимо, обдумывал каждое его слово, словно сознавая всю важность сказанного. Поколебавшись, он сделал утвердительный жест и произнес по-английски: «Хорошо», — с выразительностью, присущей туземцам. Затем, вновь сунув за пояс нож и томагавк, воин молча направился к тому месту скалы, которое хуже всего просматривалось с занятых врагами берегов реки. Там он помедлил, многозначительно указал на расстилавшийся внизу лес, промолвил несколько слов на родном языке, словно определяя намеченный им путь, прыгнул в воду и скрылся с глаз наблюдателей этой сцены, взволнованно следивших за каждым его движением.

Разведчик задержался, чтобы перемолвиться с великодушной девушкой, а она облегченно вздохнула, убедившись, что речь ее возымела действие.

— Мудрость дается иногда не только старикам, но и молодым, — сказал он. — Совет ваш мудр, чтобы не сказать больше. Если вас, — я имею в виду тех, кого сочтут нужным временно пощадить, — уведут в леса, заламывайте по дороге веточки на кустах и старайтесь оставлять как можно больше следов. И если человеческий глаз сможет их углядеть, у вас, не сомневайтесь, найдется друг, который не расстанется с вами, даже если ему придется для этого идти на край света.

Соколиный Глаз сердечно пожал руку Коре, поднял ружье, грустно оглядел его, бережно отложил в сторону и подошел к месту, где только что исчез Чингачгук. На мгновение он повис, ухватившись за скалу руками, озабоченно оглянулся и с горечью бросил:

— Будь у меня порох, я никогда бы не допустил такого позора!

Затем он разжал руки, нырнул и тоже пропал из виду.

Все взоры обратились теперь на Ункаса, который стоял, прислонившись к неровной скале, и не двигался с места. Выждав немного, Кора указала на реку и промолвила:

— Как видите, ваших друзей не заметили, и теперь они, наверно, уже в безопасности. Не пора ли и вам последовать за ними?

— Ункас остается, — невозмутимо ответил могиканин на своем ломаном английском языке.

— Чтобы сделать плен еще более ужасным для нас и уменьшить наши шансы на спасение? Ступайте, великодушный юноша! — продолжала Кора, опуская глаза под пылким взглядом могиканина и, вероятно, инстинктом почувствовав свою власть над ним. — Ступайте к моему отцу, к которому я уже послала остальных, и будьте самым моим доверенным посланцем. Скажите, чтобы он положился на вас и дал вам денег на выкуп его дочерей. Ступайте! Я так хочу! Я прошу вас, ступайте!

При этих словах твердое и решительное лицо молодого воина помрачнело, но колебания его кончились. Он беззвучными шагами прошел по скале и бросился в бурный поток. Оставшиеся, затаив дыхание, не сводили глаз с реки, пока голова его не показалась над водой далеко внизу. Затем Ункас набрал воздуха и снова нырнул.

174