Шпион. Последний из могикан - Страница 178

178

Как ни ужасна была неожиданность, Хейуорд не потерял самообладания даже в эту минуту. По отсутствующему выражению лица индейца майор догадался, что глаза Магуа, привыкшие к дневному свету, еще не успели ничего разглядеть в плотном сумраке пещеры. Дункан хотел было спрятаться в углублении стены, которое еще могло скрыть его и спутников, как вдруг торжество, внезапно озарившее черты дикаря, подсказало ему, что отступать теперь слишком поздно — они обнаружены.

Откровенно ликующий вид Магуа, раскрывший Дункану страшную правду, привел офицера в неудержимую ярость. Забыв обо всем на свете и повинуясь только порыву гнева, он вскинул пистолет и спустил курок. Пещера загудела от выстрела, словно ее сотрясло извержение вулкана; когда же ветер, дувший из ущелья, развеял дым, на том месте, где только что стоял вероломный проводник, уже никого не было. Ринувшись к выходу, Хейуорд увидел, как темная фигура мелькнула по краю низкой и узкой площадки и тут же исчезла.

После грохота, вырвавшегося из недр скалы, среди индейцев воцарилась гробовая тишина; но когда Лисица, возвысив голос, издал протяжный и хорошо им понятный радостный клич, ответом ему был единодушный вой. Оглушительные звуки вновь стали приближаться к пещере, и, прежде чем Дункан оправился от потрясения, хрупкая баррикада из ветвей разлетелась и в пещеру с обоих ее концов ворвались дикари. Хейуорда и его спутников выволокли из убежища, и толпа гуронов с ликованием окружила их.

Глава X

Боюсь, что утром так же мы проспим,

Как незаметно за ночь засиделись.

Шекспир. Сон в летнюю ночь

Как только Хейуорд опомнился от внезапно обрушившегося на них несчастья, он принялся наблюдать, как выглядят и ведут себя взявшие их в плен индейцы. Вопреки обыкновению опьяненных победой туземцев, гуроны не тронули ни дрожащих девушек, ни даже его самого. Правда, краснокожие то и дело принимались ощупывать богатые украшения его мундира, и глаза их горели от неудержимого желания завладеть блестящим шитьем и галунами. Но прежде чем они успевали пустить в ход силу, грозный окрик уже упомянутого нами индейца-исполина останавливал протянутую руку, и это убедило Хейуорда, что до поры до времени пленников решено щадить.

Пока молодые и, следовательно, более тщеславные гуроны выказывали эти признаки слабости, более опытные воины обыскивали обе пещеры с усердием, которое явно доказывало, что они отнюдь не удовлетворены плодами своей победы. Не обнаружив новых жертв, эти прилежные мстители обступили пленников-мужчин, выкрикивая имя «Длинный Карабин» со свирепостью, последствия которой не трудно было себе представить. Дункан притворился, будто не понимает этих злобных и настойчивых вопросов, а Давид был избавлен даже от такой необходимости, потому что не знал по-французски. В конце концов, утомленный назойливостью победителей и боясь привести их в ярость слишком упорным молчанием, Дункан оглянулся и поискал глазами Магуа, чтобы тот перевел его ответы на вопросы, с каждой минутой становившиеся все более настойчивыми и угрожающими.

Хитрая Лисица вел себя совсем по-иному, нежели его товарищи. В то время как они всячески старались удовлетворить свою ребяческую страсть к безделушкам, присваивая даже скудные пожитки разведчика, или с кровожадной мстительностью во взоре продолжали разыскивать их отсутствующего владельца, Лисица стоял поодаль от пленников со спокойным и удовлетворенным видом, свидетельствовавшим, что уж он-то, Магуа, во всяком случае, достиг великой цели, ради которой стал предателем. Встретившись глазами с бывшим проводником, майор в ужасе отвернулся — так зловещ, хотя и невозмутим был этот взгляд. Однако молодой человек переборол отвращение и заставил себя обратиться к удачливому врагу, хоть и глядя в сторону.

— Хитрая Лисица слишком отважный воин, чтобы не объяснить безоружному человеку, о чем говорят победители, — осторожно начал он.

— Они спрашивают, где охотник, который знает все пути в лесу, — на ломаном английском языке ответил Магуа, со злобной улыбкой дотронувшись рукой до повязки из листьев, прикрывавшей рану на плече. — Длинный Карабин! У него меткое ружье, глаза его всегда открыты, но ни его ружье, ни короткое ружье белого вождя не в силах отнять жизнь у Хитрой Лисицы.

— Лисица слишком храбр, чтобы помнить о ранах, которые получил в битве, и о том, кто их нанес.

— Разве была битва, когда усталый индеец отдыхал под сахарным деревом и хотел поесть маиса? Кто послал в кусты врагов, чтобы они подползли к Лисице? Кто вытащил нож? Чей язык говорил о мире, а сердце жаждало крови? Разве Магуа сказал, что томагавк вырыт из земли и разве его рука сделала это?

Дункан не решился возразить обвинителю и напомнить, кто первый совершил предательство; оправдываться он счел ниже своего достоинства и потому промолчал. Магуа был, видимо, тоже рад прекратить спор, равно как всякие дальнейшие разговоры, — он вновь прислонился к скале, от которой отошел в приливе раздражения. Но едва он прервал свой короткий диалог с Дунканом, как нетерпеливые дикари, заметив это, опять завопили:

— Длинный Карабин! Длинный Карабин!

— Слышишь? — бросил Магуа все тем же равнодушным топом. — Гуроны требуют жизни Длинного Карабина или крови тех, кто его прячет.

— Он ушел, спасся. Им не поймать его.

С холодной и презрительной усмешкой Лисица возразил:

178