— Да, вполне. Отвести людей! — приказал Дункан офицеру, командовавшему эскортом. — Отойдите на такое расстояние, сэр, чтобы не слышать наших разговоров, и ждите распоряжений.
Манроу, явно встревоженный этим маневром, немедленно потребовал объяснений.
— Проявлять недоверие — не в наших интересах, сэр, — ответил молодой человек. — Маркиз де Монкальм дал слово, что мы в безопасности, и я распорядился отвести солдат чуть подальше, чтобы доказать, насколько мы полагаемся на его уверения.
— Может быть, вы и правы, сэр, но я не очень-то полагаюсь на слово всех этих новоявленных маркизов. Их дворянские грамоты достаются им слишком дешево, и нельзя поручиться, что они скреплены печатью истинного благородства.
— Не забывайте, сэр, что мы имеем дело с человеком, равно прославившим себя и в Европе и в Америке. Солдата с его репутацией можно не опасаться.
Манроу развел руками, словно покоряясь неизбежности, хотя в его суровых чертах по-прежнему читалось недоверие, объяснявшееся скорей врожденным презрением к французам, чем какими-либо разумными основаниями, которые могли бы оправдать подобное чувство. Монкальм терпеливо дождался конца этой беседы вполголоса, затем подошел поближе и открыл переговоры.
— Я пожелал встретиться с вашим командиром, сударь, — начал французский генерал, — в надежде убедить его, что он уже сделал все возможное для поддержания чести своего государя и должен теперь прислушаться к голосу человеколюбия. Я готов в любое время и где угодно засвидетельствовать, что он отважно оборонялся и прекратил сопротивление лишь тогда, когда исчерпал все средства защиты.
Когда Дункан перевел Манроу эту вступительную тираду, тот ответил с большим достоинством, хотя и достаточно учтиво:
— Как высоко я ни ценю свидетельство маркиза де Монкальма, оно станет еще более веским, если я в полной мере заслужу его.
Хейуорд перевел, и французский генерал с улыбкой заметил:
— В том, что так охотно воздается истинному мужеству, можно и отказать бессмысленному упрямству. Не угодно ли полковнику осмотреть мой лагерь и воочию убедиться как в многочисленности нашей армии, так и в невозможности успешно сопротивляться ей?
— Я знаю, что у французского короля хорошие слуги, — отчеканил непоколебимый шотландец, едва Дункан кончил переводить, — но у моего венценосного повелителя столь же большая и столь же верная армия.
— К счастью для нас, ее здесь нет, — возразил Монкальм, в пылу нетерпения не дождавшись вмешательства переводчика. — В каждой войне бывают свои превратности, которым храбрый воин покоряется с таким же мужеством, с каким смотрел в лицо врагу.
— Предполагай я, что маркиз де Монкальм столь хорошо владеет английским, я не стал бы утруждать себя переводом, да еще весьма несовершенным, — сухо отозвался раздосадованный Дункан, вспомнив, о чем они с Манроу только что говорили.
— Извините, сударь, — запротестовал француз, и его смуглые щеки слегка покраснели. — Понимать чужой язык и говорить на нем — две решительно разные вещи, а потому попрошу вас и впредь помогать мне. — Затем он помолчал и добавил: — Здешние высоты дают полную возможность наблюдать за вашей крепостью, господа, и я, пожалуй, не хуже вас самих знаю слабые ее места.
— Спросите французского генерала, не виден ли в его подзорную трубу Гудзон и не знает ли он, когда и откуда ожидать нам армию Вэбба, — гордо отрезал Манроу.
— Пусть генерал Вэбб сам ответит на этот вопрос, — дипломатично объявил Монкальм, неожиданно протянув Манроу вскрытый конверт. — Из этого письма, сударь, вы узнаете, что передвижения генерала Вэбба не поставят мою армию в затруднительное положение.
Не дожидаясь, пока Дункан переведет слова Монкальма, ветеран схватил письмо с нетерпением, говорившим о том, какое большое значение он придает его содержанию. Однако по мере того как глаза его пробегали строку за строкой, горделивое выражение на лице полковника сменилось глубокой скорбью, губы дрогнули, рука выронила листок и голова опустилась на грудь, словно у человека, чьи надежды разбиты одним ударом. Дункан поднял письмо, даже не попросив извинения за подобную вольность, и с одного взгляда уловил его роковую суть. Их общий начальник не только не поддерживал Манроу в намерении сопротивляться, но, напротив, советовал безотлагательно сдать форт, черным по белому объясняя неизбежность капитуляции тем, что не может отрядить на помощь гарнизону ни единого человека.
— Здесь нет подделки! — объявил Хейуорд, тщательно обследовав бумагу с обеих сторон. — Вот подпись Вэбба. Это и есть перехваченное письмо!
— Он предал меня! — горестно вскричал Манроу. — Он покрыл бесчестьем род, на который еще никогда не ложилось пятно, он опозорил мои седины!
— Не говорите так! — перебил его Дункан. — Мы пока еще хозяева форта и нашей чести! Продадим же нашу жизнь такой ценой, чтобы враг счел покупку слишком дорогою!
— Благодарю, мой мальчик! — воскликнул старик, выходя из оцепенения. — Ты напомнил Манроу о долге. Идем же назад и выроем себе могилы за этими валами!
— Господа, — сочувственно и великодушно остановил их Монкальм, делая шаг вперед, — вы плохо знаете Луи де Сен-Верана, если считаете, что он способен воспользоваться этим письмом с целью унизить храбрецов или приобрести таким неблаговидным путем сомнительную славу. Выслушайте раньше мои условия, а потом уж уходите.