— Я могла бы спокойно спать, зная, что меня охраняет такой неустрашимый и великодушный часовой, как этот юноша, — прошептала Алиса. — Никогда не поверю, Дункан, что все те жестокие убийства и ужасные пытки, о которых мы столько читаем и слышим, могут твориться в присутствии подобного человека.
— Да, этот молодой воин, несомненно, редкий и блистательный пример тех природных достоинств, какими, говорят, отличается этот своеобразный народ, — ответил офицер. — Согласен с вами, Алиса: такой лоб и такие глаза способны страшить, но не обманывать. Однако не будем заблуждаться, ожидая от него иных добродетелей, кроме тех, что в обычае у краснокожих. Высокие достоинства не часто встречаются у христиан; не менее исключительны и редки они у индейцев, хотя, к нашей общей чести, эти достоинства не чужды ни тем, ни другим. Будем же надеяться, что могиканин не разочарует нас и окажется тем, кем выглядит, — смелым и преданным другом.
— Вот теперь майор Хейуорд говорит, как подобает майору Хейуорду, — вставила Кора. — Разве, глядя на такое творение природы, можно думать о том, какого цвета у него кожа?
За этим красноречивым замечанием последовала краткая и несколько неловкая пауза; ее прервал разведчик, позвав путников в пещеру.
— Огонь разгорается так ярко, что мы, того и гляди, накличем сюда мингов себе на погибель, — бросил он, когда путники вошли. — Ункас, опусти одеяло — пусть эти бестии ничего не видят… Конечно, ужин у нас не тот, на какой вправе рассчитывать майор американской королевской армии, но я не раз видывал военных, которые были рады куску сырого мяса без всякой приправы. А у нас и соли в достатке, и жаркое не заставит себя ждать. Вот свежие ветви сассафраса — пусть леди присядут: это хоть и не кресла красного дерева с обивкой из кожи морских свинок, зато пахнут они куда лучше, чем кожа любой свиньи… Входите, друг, и перестаньте сокрушаться о жеребенке — он был невинным созданием и еще не успел познать горести. Смерть избавила его от многих бед — и от усталости в натруженных ногах, и от ломоты в спине.
Ункас исполнил тем временем распоряжение разведчика, и, когда Соколиный Глаз смолк, гул водопада уже звучал глухо, словно отдаленные раскаты грома.
— А не опасно нам оставаться в этой пещере? — спросил Хейуорд. — Не застанут ли нас здесь врасплох? Ведь достаточно одному вооруженному человеку встать у входа, и мы в его власти!
В этот миг за спиной разведчика вынырнула похожая на привидение фигура и, схватив горящую головню, осветила дальний конец пещеры. При виде этого страшного существа Алиса вскрикнула и даже Кора вскочила, но Хейуорд быстро успокоил их, заверив, что пришелец — всего-навсего их проводник Чингачгук. Индеец приподнял другое одеяло и показал, что у пещеры два выхода. Затем с головней в руке проскользнул по глубокому узкому проходу, тянувшемуся под прямым углом к пещере, где сидели путники, но, в отличие от нее, не имевшему потолка, и проник в другую пещеру, совершенно схожую с первой.
— Таких матерых лис, как мы с Чингачгуком, не часто поймаешь в норе с одним выходом, — усмехнулся Соколиный Глаз. — Теперь видите, как хитро мы выбрали место? Скала эта из черного известняка, породы, как известно каждому, мягкой — она легко сойдет за подушку там, где нет кустов или сосен. Так вот, когда-то водопад располагался на несколько ярдов ниже и, смею вас уверить, был так же ровен и красив, как гладь Гудзона. Но годы уносят красоту — в этом наши прелестные юные леди еще убедятся! Местность, к сожалению, изменилась. В скалах появились трещины; там, где порода мягче, вода проточила себе глубокие ходы; футах в ста отсюда повернула обратно; где-то пробилась, где-то нет, и теперь в водопадах этих — ни складу, ни ладу.
— В какой же части их мы находимся? — поинтересовался Хейуорд.
— Близ того места, какое по воле провидения и было для них предназначено, да только они взбунтовались и выбрали себе другое. Скалы справа и слева от нас оказались чересчур мягкими, и вода, предварительно вырыв две эти небольшие пещеры для нашего убежища, потекла по сторонам от них, а старое русло пересохло и обнажилось.
— Значит, мы на островке?
— Ну да. По правую и левую руку от нас водопады, а река выше и ниже нас. Будь сейчас день, вам стоило бы взобраться на вершину этой скалы да поглядеть на причуды воды. Она несется, как ей вздумается: то прыгает, то падает, тут кувыркается, там бурлит; в одном месте она белая, как снег, в другом — зеленая, как трава; здесь, поблизости от нас, она низвергается в глубокие выбоины с таким грохотом, что земля трясется; чуть дальше — журчит и поет, словно ручей; а потом начинает крутиться водоворотом и размывает старый камень, как будто это глина. Весь рисунок реки теперь перепутался. Сначала она течет прямо, как ей и положено, но вдруг круто сворачивает. Есть немало мест, где она вообще возвращается вспять, словно не желая расстаться с лесными чащами и слиться с соленой волной. Да, милые леди, тонкая, как паутинка, вуаль, обвивающая вашу шею, — и та груба, как невод, в сравнении с узорами, какие вышивает река там, где она, наперекор всякому порядку, вытворяет, что ей вздумается, а я могу показать вам немало таких местечек. Но к чему все это приводит? Набушуется она, словно иной строптивец, сколько ей влезет, и несколькими саженями ниже опять преспокойно течет себе к морю, как ей и было предопределено от сотворения мира.
Это простодушное описание гленнских водопадов вселило в слушателей утешительную уверенность в надежности их убежища, хотя мнение их о дикой прелести здешних мест сильно расходилось с оценкой Соколиного Глаза. Но сейчас им было не до красот природы: поскольку разведчик и во время беседы не прекратил своих кулинарных трудов, отрываясь от них разве что на секунду, дабы ломаной вилкой изобразить какой-либо особо капризный изгиб непослушной реки, все сосредоточились теперь на более необходимом, хотя менее поэтичном занятии — ужине.