Шпион. Последний из могикан - Страница 255


К оглавлению

255

— О ком говорит мой друг?

— О собаке с белой кожей, но с отвагой и хитростью гурона — о Длинном Карабине.

Упоминание этого грозного имени, как обычно, произвело на слушателей сильное впечатление. Но когда, поразмыслив, воины сообразили, что отважный и страшный враг дерзнул пробраться в самое сердце их лагеря, изумление сменилось неудержимой яростью, и бешенство, клокотавшее в груди Магуа, тотчас же охватило его соплеменников. Одни злобно скрежетали зубами, другие дали выход своим страстям в диких воплях, третьи бешено размахивали кулаками, словно нанося удары ненавистному врагу. Но внезапная вспышка ярости быстро уступила место угрюмому, сдержанному молчанию, которое индейцы обычно хранят, когда бездействуют.

Магуа, в свой черед, тоже успел обдумать случившееся, взял себя в руки и заговорил с видом человека, знающего, что надо делать в столь серьезных обстоятельствах.

— Идемте к моему народу, — сказал Лисица. — Он ждет нас.

Спутники безмолвно повиновались, и, покинув пещеру, кучка дикарей вернулась в хижину совета. Когда присутствующие расселись, все взоры устремились на Магуа, дав ему понять, что он должен рассказать о случившемся с ним. Лисица встал и, ничего не искажая и не утаивая, изложил всю историю. Таким образом, уловка, к которой прибегли Дункан и Соколиный Глаз, полностью раскрылась, и даже наиболее суеверные из индейцев не сомневались больше в истинном характере происшедшего. Было совершенно ясно, что гуронов провели самым оскорбительным, наглым и постыдным для них образом. Когда Магуа кончил и опустился на свое место, племя — так как послушать Лисицу собрались, в сущности, все воины — долго не вставало с мест: гуроны переглядывались с видом людей, в равной мере пораженных как дерзостью, так и успехом врагов. Затем краснокожие принялись обдумывать возможности и способы мести.

По следу беглецов послали еще один отряд, а вожди открыли совет. Старейшие из них сделали немало предложений, которые Магуа выслушал в почтительном молчании. Хитрый дикарь полностью обрел обычное самообладание и теперь осторожно и ловко шел к своей цели. Высказал он свое мнение не прежде, чем выступили все, кто желал говорить. Мнение это приобрело особую весомость, потому что кое-кто из посланных на разведку воинов уже вернулся и сообщил: следы беглецов, вне всякого сомнения, ведут в соседнюю деревню делаваров, считающихся союзниками гуронов. Воспользовавшись преимуществом, которое давала ему эта важная новость, Магуа осторожно изложил свои планы; как следовало ожидать при его хитрости и красноречии, они были приняты без единого возражения. Из дальнейшего будет видно, что планы эти были подсказаны Лисице прежде всего расчетом.

Мы уже говорили, что согласно правилу, от которого дикари редко отступают, сестер разлучили сразу же по прибытии в становище гуронов. Магуа давным-давно смекнул, что, держа в плену Алису, он приобретает весьма действенное средство влиять на Кору. Поэтому он оставил младшую при себе, а старшую, представлявшую для него большую ценность, вверил надзору союзного племени. Пребывание Коры у соседей, естественно, рассматривалось как временное; Магуа пошел на это отчасти для того, чтобы польстить союзникам, отчасти из нежелания отступать от индейских обычаев.

Беспрестанно снедаемый жаждой мести, которая вообще редко дремлет в сердце дикаря, он тем не менее не упускал из виду и собственную выгоду. В молодости он совершил ряд проступков, в частности, изменил родному племени, теперь же ему предстояло искупать их, чтобы вернуть себе доверие своего народа, а завоевать авторитет у индейцев, не пользуясь их доверием, невозможно. В этом трудном и щекотливом положении умный дикарь не пренебрегал никакими средствами, чтобы усилить свое влияние на соплеменников. Наибольшей его удачей на этом пути был блестящий успех попыток установить добрые отношения с могучим и опасным соседом — племенем делаваров. Этот успех как нельзя лучше оправдал ожидания Магуа: ведь гуронам тоже не чужд был всеобщий закон природы, побуждающий нас оценивать дарования человека в зависимости от того, как оценивают их ближние.

Однако, идя на немалые жертвы ради того, чтобы завоевать общественное мнение, Лисица ни на минуту не забывал о собственных интересах. Последним же был нанесен немалый ущерб непредвиденными событиями, которые разом лишили его власти над своими пленниками, и теперь он был вынужден заискивать перед теми, кому еще недавно всячески давал понять, насколько они ему обязаны.

Некоторые вожди предлагали коварно и внезапно напасть на делаваров, захватить их деревню и вернуть пленников, поскольку все единодушно считали, что интересы и честь племени, равно как загробный покой и блаженство погибших сородичей, требуют незамедлительной мести и жертв. Однако подобные планы были сопряжены с такой большой опасностью, а надежда на успех настолько сомнительна, что Магуа без труда удалось отклонить их. С обычным своим красноречием он доказал, насколько они обманчивы и рискованны, и, опровергнув таким образом все мнения, невыгодные для него, изложил собственный план.

Речь он начал с того, что польстил самолюбию слушателей, а это, как известно, наивернейшее средство овладеть вниманием любой аудитории. Приведя много примеров храбрости и мужества, которые проявили гуроны, мстя за нанесенные им обиды, он произнес похвальное слово мудрости. Хитрый индеец заявил, что именно это достоинство отличает бобра от других зверей, людей от животных и, наконец, гуронов от остальных народов. Воздав хвалу благоразумию, он объяснил, как проявить его в тех обстоятельствах, в каких находится сегодня племя. С одной стороны, напомнил Лисица, существует их Великий Белый Отец, губернатор Канады, и он смотрит суровыми глазами на своих детей, с тех пор как они окрасили томагавки кровью; с другой, племя, не менее многочисленное, чем гуроны, которое говорит на ином языке, имеет иные интересы, не любит своих соседей и будет радо любому предлогу навлечь на них гнев Великого Белого Отца. Затем Магуа заговорил о нуждах гуронов, о наградах, каких они вправе ожидать за прошлые заслуги, о том, как они еще далеки от родных селений и охотничьих угодий, и, наконец, о том, что в таком критическом положении следует скорее внять голосу осторожности, чем следовать велениям сердца. Однако, заметив, что пожилые люди одобряют его умеренность, но многие из наиболее свирепых и прославленных воинов слушают с хмурым видом, он ловко перевел разговор на более приятную для последних тему. Он открыто заявил, что плодом, который принесет гуронам их мудрость, будет полная победа над врагами. Он даже туманно намекнул, что при надлежащей предусмотрительности успех может превзойти ожидания, и племя уничтожит всех, кого имеет причины ненавидеть. Одним словом, Хитрая Лисица умудрился так переплести воинственные призывы с лукавством и хитростью, что угодил обеим сторонам и укрепил каждую в ее надеждах, хотя ни одна из сторон не могла бы похвастаться, что ясно понимает его стремления.

255